Статья: Из разборов лирики А.А. Фета: «Сосны»
Статья: Из разборов лирики А.А. Фета: «Сосны»
Ранчин А. М.
СОСНЫ
Средь
кленов девственных и плачущих берез
Я
видеть не могу надменных этих сосен;
Они
смущают рой живых и сладких грез,
И
трезвый вид мне их несносен.
В
кругу воскреснувших соседей лишь оне
Не
знают трепета, не шепчут, не вздыхают
И,
неизменные, ликующей весне
Пору
зимы напоминают.
Когда
уронит лес последней лист сухой
И,
смолкнув, станет ждать весны и возрожденья, -
Они
останутся холодною красой
Пугать
иные поколенья.
1854
Источники текста
Первая
публикация – журнал «Современник», 1855, № 1, с. 28. Стихотворение включено
в состав прижизненных сборников поэзии Фета: Стихотворения А.А. Фета. СПб., 1856;
Стихотворения А.А. Фета. 2 части. М., 1863. Ч. 1. Первая публикация – журнал
«Моквитянин», 1842, № 1, с. 22. Стихотворение включено в состав прижизненных
сборников поэзии Фета: Стихотворения А. Фета. М., 1850; Стихотворения А.А.
Фета. СПб., 1856; Стихотворения А.А. Фета. 2 части. М., 1863. Ч. 1.
Место в структуре прижизненных сборников
При
издании в сборниках 1856 и 1863 г.г. стихотворение было помещено в состав
раздела «Разные стихотворения (см.: Фет А.А. Сочинения и письма. <Т. 1.>.
Стихотворения и поэмы 1839-1863 / Изд. и коммент. подг. Н.П. Генералова, В.А.
Кошелев, Г.В. Петрова. СПб., 2002. С. 218, 289). В плане неосуществленного
нового издания, составленном Фетом в 1892 г., «Сосны» также включены в раздел «Разные стихотворения» (см. состав раздела в изд.: Фет А.А. Полное собрание
стихотворений / Вступ. ст., подг. текста и примеч. Б.Я. Бухштаба. Л., 1959
(«Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание»). С. 248-331).
Композиция. Мотивная структура
Стихотворение,
как и большинство строфических лирических произведений Фета, состоит из трех
строф, каждая из которых объединена перекрестной рифмовкой: АБАБ.
По
подсчетам Б.М. Эйхенбаума, из 529 учтенных им строфических стихотворений Фета
108 состоят из двух строф, 222 – из трех, 112 – из четырех, 46 произведений
пятистрофные, 25 – шестистрофные, 7 – семистрофные; 9 произведений состоят из
восьми и более строф (Эйхенбаум Б. Мелодика русского лирического стиха.
Петербург, 1922. С. 130). Сам Фет писал великому князю Константину
Константиновичу (поэту К. Р.): «…Главное – стараюсь не переходить трех, много
четырех куплетов, уверенный, что если не удалось ударить по надлежащей струне,
то надо искать другого момента вдохновения, а не исправлять промаха новыми
усилиями» (письмо К. Р. от 27 декабря 1886 г. - А.А. Фет и К.Р. (Публикация Л.И. Кузьминой и Г.А. Крыловой) // К. Р. Избранная переписка / Изд. подг. Е.В.
Виноградова, А.В. Дубровский, Л.Д. Зародова, Г.А. Крылова, Л.И. Кузьмина, Н.Н.
Лаврова, Л.К. Хитрово. СПб., 1999. С. 246).
Первая
строфа «Сосен» содержит признание в нелюбви поэта к соснам, противопоставленным
кленам и березам. Строфа начинается неожиданно, что характерно для любимой
Фетом формы фрагмента: в первый стих состоит из второстепенных членов
предложения (обстоятельств) и открывается служебной частью речи – предлогом.
Первая строка образуется синтаксически и интонационно относительно замкнутое
целое, она построена по принципу зеркальной симметрии: определяемое слово
(сущ. в форме родит. падежа) + определение, выраженное прилагательным – и, наоборот,
определение, выраженное прилагательным + определяемое слово (сущ. в форме
родит. падежа) – «кленов девственных» - «плачущих берез». Благодаря такому
построению первой строфы образы кленов и берез и эпитеты «девственных» и
«плачущих» оказываются особенно выделены. Оба эпитета, особенно «девственных»,
остаются не разъясненными (почему клены «девственные»?).
Вторая
строка – афористически безжалостно сформулированное отношение поэта к соснам. В
ней появляется третий эпитет, который также пока что неясен, непрозрачен
(почему сосны – в отличие от кленов и берез – надменные?). В третьей и
четвертой строках неприятие и даже неприязнь в отношении сосен усилен (они
«смущают», их вид «несносен»), причем лишь в последнем стихе строфы отчасти
содержится ключ к пониманию такого восприятия: неприемлем их «трезвый вид», хотя
и этот эпитет еще не вполне понятен (почему облик деревьев назван «трезвым», -
это, конечно, метафора, но по какому признаку совершается перенос
значения?).
Указательное
местоимение «эти» побуждает воспринимать первую строфу как описание непосредственно
обступающей поэта, открытой его взору картины: эти – ‘те самые, которые я
вижу сейчас’.
Второе
четверостишие повторяет смысловой узор первого. Первая строка так же, как и
начальная строка первого четверостишия, открывается предлогом с пространственным
значением («среди» - «в»), а выражение «воскреснувших соседей» - обобщенное
обозначение «кленов девственных и плачущих берез», и составляющие его
прилагательное и существительное тоже имеют форму родит. падежа. Характеристика
сосен во втором стихе – «Не знают трепета, не шепчут, не вздыхают» –
раскрытие их определения «надменные» из второго стиха первой строфы. Неприятию
сосен, представленному в двух последних строках второго четверостишия, в
первом соответствуют также два заключительных стиха, где сказано, что эти
хвойные деревья «смущают» лирическое «я» и что их вид ему «несносен».
Раскрывается смысл выражения «трезвый вид» сосен: это неизменность, неспособность
радоваться весне. Сосны – напоминание весной о зиме - времени оцепенения, врéменной
смерти природы. Разъясняется эпитет берез «плачущие»: поскольку говорится о
весеннем времени, их слезы – древесный сок. А эпитет «девственные» в
применении к кленам указывает на тонкость, полупрозрачность их резных листьев.
В
третье четверостишии также открывается упоминанием о лиственных деревьях – но
теперь уже не пробужденных «ликующей» весной, а теряющих «последний лист»
безотрадной холодной осенью. Однако осенняя утрата лиственными деревьями своего
убора представлена не как свидетельство торжества смерти – пусть преходящего,
- а как проявление дара обновления и «возрожденья». Сосны же неприятны, причем
уже не одному поэту, а и другим, и тем, кто моложе его, - «иным
поколеньям», и сосны не просто неприятны, они «пугают». И, наконец, причина
их резкого неприятия приобретает отчетливость философской формулы: это
«холодная краса».
Временнáя
структура стихотворения: от весны, сменившей зиму, к осени и вновь (сквозь
зиму) к весне: весна в первой и во второй строфе, осень и весна – в третьей.
Поэтика времени в фетовском тексте отражает смену природных сезонов, «поэтику»
природного цикла. Включенность в природный цикл вечного обновления осознается
как дар истинной жизни.
В
стихотворении противопоставлены пребывание вне времени, неизменность, олицетворяемые
вечнозелеными соснами, и способность к переменам, символизируемая лиственными
деревьями – кленами и березами. Неизменность трактуется как безжизненность, отстраненность
от бытия и надменность, переменчивость и весенний расцвет – как открытость, «отзывчивость»
к жизни. Вечная зелень не меняющихся сосен истолкована как проявление «холодной
красы», контрастирующей с живой и подвижной красотой лиственных деревьев.
Образная структура. Лексика
Образы
стихотворения двуплановые: с одной стороны, это описания природных явлений –
деревьев. Образ «надменной сосны» встречается и в стихотворении «Еще вчера, на
солнце млея…» (1864 (?)): «Глядя надменно, как бывало, / На жертвы холода и
сна, / Себе ни в чем не изменяла / Непобедимая сосна».
В
отличие от кленов и берез, которым приданы определенные свойства (девственная
листва, капли сока – слезы, способность ронять листья осенью) образ сосен
характеризуется только посредством отрицательного признака и остается зрительно
и вещественно «пустым». Это впечатление создается повтором отрицания «не-», к
ним отнесенного: «не могу», «несносен», «не знают», «не шепчут», «не
вздыхают», «неизменные».
Средства
выразительности – эпитеты – передают предметные, визуальные свойства деревьев,
указывая на тонкость листьев («девственные») и на прозрачность древесного сока
(«плачущие»). Слово «трепет» передает легкую дрожь листвы. С другой стороны, функция
средств выразительности – не столько точность изображения, сколько одушевление,
одухотворение природных существ. Метафоричен эпитет «девственные», переносящий
признак чистоты, нетронутости из мира людей в мир природы. Метафоричен эпитет
«плачущий»: слезы в этом контексте означают восторг, любовь, радостное и даже
экстатическое приятие бытия. Слово «трепет» в поэтической традиции устойчиво
употреблялось по отношению к миру природы. Один из наиболее известных примеров,
очевидно образцовый для автора «Сосен», - элегия В.А. Жуковского «Вечер», творчество
которого и на мотивном уровне, и стилистически во многом сходно с фетовским.
Но «трепетанье» ивы в элегии В.А. Жуковского – не чисто предметное свойство:
«Трепетанье – это нежное, музыкальное слово, говорящее о стыдливости, о
тончайшей вибрации – чего? души поэта, - хотя в то же время и ивы <…> у
Жуковского нежность слова – это и есть его значенье <…>» (Гуковский Г.А.
Пушкин и русские романтики. <Изд. 3-е>. М., 1995. С. 47).
По
утверждению М.Н. Эпштейна, «самый частый эпитет, который прилагает Фет к
явлениям природы, - “трепещущий” и “дрожащий”» (Эпштейн М.Н. Природа, мир, тайник
вселенной: Система пейзажных образов в русской поэзии. М., 1990. С. 222). Хотя
для бесспорности этого вывода необходим исчерпывающий частотный словарь
эпитетов поэзии Фета, в общем с таким утверждением можно согласиться.
С
этим мнением солидарен И.Н. Сухих: «“Трепет”, действительно, одно из ключевых
состояний фетовского мира, в равной степени относящееся к жизни природы и
жизни души. Трепещут – хоровод деревьев, звук колокольчика, сердце, одинокий
огонек, ивы, совесть, руки, звезды счастья:
Покуда
на груди земной
Хотя
с трудом дышать я буду,
Весь
трепет жизни молодой
Мне
будет внятен отовсюду
(“Еще
люблю, еще томлюсь…”)»
(Сухих
И.Н. Шеншин и Фет: жизнь и стихи // Фет А. Стихотворения / Вступ. ст. И.Н.
Сухих; Сост. и примеч. А.В. Успенской. СПб., 2001 («Новая Библиотека поэта.
Малая серия»). С. 50-51).
Но
замечание И.Н. Сухих, что трепет у Фета – это «в конечном счете – метафора, круговорота,
вечного возвращения весны» (Там же. С. 51), по-моему, - весьма рискованное
перенесение поэтического представления, запечатленного в слове «трепет», на
сферу явлений, с этим представлением прямо в текстах поэта не связанную; здесь
исследователь подчиняется не логике анализа, а следует принципу художественной
аналогии, метафоры.
Как
и у В.А. Жуковского, признак трепетанья отнесен у Фета иногда к природным
явлениям и к неодушевленным предметам: «Вдали огонек одинокий / Трепещет под
сумраком липок» («Весеннее небо глядится…», 1844). однако оно ассоциируется и
с душевным движением: «И трепет в руках и ногах» («Я жду… Соловьиное эхо…», 1842).
«Я снова умилен и трепетать готов» («Страницы милые опять персты раскрыли…», 1884).
Глагол
«шепчут» может быть понят как метафора - указание на шелест листвы, но его
метафорическое значение прежде всего мотивировано не реальным звуком, напоминающим
шепот, а представлением об одушевленности деревьев как таковым. Не случайно
глагол «шепчут» поставлен в один ряд с глаголом «вздыхают» посредством
соединительного союза «и». Глагол же «вздыхают» – исключительно одушевляющая
метафора, вовсе не обозначающая реальные звуки, «издаваемые» деревьями
Образы
весны и зимы в фетовской поэзии не только предметны, но и символичны.
Символический характер фетовского стихотворения подчеркнут посредством
именования деревьев «воскреснувшими»: клены и березы ассоциируются с воскресшим
душою, обновленным человеком. Переносный, символический план также высветлен
благодаря такому слову с отвлеченным значением, характеризующему весну, как
«возрожденье».
В
подтексте стихотворения прослеживается мотив творчества. Выражение «рой живых и
сладких грез» если не обозначает прямо поэзию, игру вдохновения и воображения,
то вызывает напоминание о них. Поэтизм «грезы» традиционен в применении к
мечтаниям поэта. Соответственно, трезвость сосен может быть воспринята как
поэтический антоним «опьянения» - вдохновения.
«Сосны»
– полемическая реплика Фета в поэтическом диалоге с А.С. Пушкиным. У А.С.
Пушкина они ассоциируются с долговечностью; таковы три сосны и молодая сосновая
поросль – «племя незнакомое» в стихотворении «…Вновь я посетил…». Иглы другого
вечнозеленого дерева, ели, вызывают радостное представление о вечной жизни
природы, не прекращающейся даже зимою («ель сквозь иней зеленеет» – «Зимнее
утро»).
В
европейской традиции, восходящей еще к античности, хвойные деревья
ассоциировались со смертью и с погребальными обрядами. В стихотворениях столь
близкого Фету поэта, как В.А. Жуковский, сосны наделяются эпитетом «черные», указывающем
на безжизненность, связь с миром небытия: таковы «черные сосны», осеняющие
могилы, в элегии «Сельское кладбище». В оригинале перевода-переложения В.А.
Жуковского – «Элегии, написанной на сельском кладбище» английского поэта Т. Грея
«черных сосен» нет (см.: Зарубежная поэзия в переводах В.А. Жуковского: Сборник
/ Сост. А.А. Гугнин. М., 1985. Т. 1. С. 326).
Строка
«Когда уронит лес последний лист сухой» - поэтическое эхо, «свободная» цитата
пушкинских «Роняет лес багряный свой убор» («19 октября» 1825 г.) и «Уж роща отряхает / Последние листы с нагих своих ветвей» («Осень»). В «19 октября»
листопад ассоциируется с «осенью души», в «Осени» тональность образа другая, но
также никак не связанная с весенним возрождением.
Непривлекательная
«холодная краса» напоминает «вечную красу» «равнодушной природы» из пушкинского
стихотворения «Брожу ли я вдоль улиц шумных…». Однако оценка этой вечной
красоты у двух стихотворцев противоположна: А.С. Пушкин благословляет ее, Фет
от нее отворачивается.
Лексика
стихотворения подчеркнуто традиционна и для 1850-х гг. архаична. Изобилуют
поэтизмы: метафорический «рой» (грез), напоминающий батюшковское «где нежились
рои красот» («Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы…»);
эмоционально-оценочный эпитет «сладких», словно переселившийся в стихотворение
из поэзии В.А. Жуковского и К.Н. Батюшкова; «трепет»; метафорические «шепчут», «вздыхают».
Грамматическая форма «оне» (с ятем на конце) - форма женск. рода местоимения
«он» в множ. числа именит. падежа; эта форма, характерная для
церковнославянского языка, в разговорном русском языке была вытеснена формой
«они», которая стала общей для всех трех родов. В литературном языке написание
оне было традиционным; оно было указано как нормативное Я.К. Гротом при
кодификации правил русской орфографии (см.: Грот Я.К. Русское правописание:
Руководство, составленное по поручению Второго отделения императорской
Академии наук. <Изд. 11-е>. СПб., 1895.С. 67) и являлось таковым до орфографической
реформы 1917 г. (ср.: Виницкий С. Введение в дореформенную орфографию – http://imwerden.de/pdf/winitsky_vvedenie_v_orfografiju.pdf.).
Употреблялась ли Фетом рифма «оне – весне» как поэтизм, противопоставленный
обычному произношению этих слов (они – весне), сказать затруднительно.
Известны
случаи, когда в поэтических текстах написание рифмующихся слов подчинялось
принятой традиции, но их произношение, диктуемое рифмой, отражало не книжную
норму, а реальную речь. Ср., например, в стихотворении Е.А. Боратынского «Къ
- » («Зачем живые выраженья…», ранняя редакция) рифму в строках: «Душа полна
тоски ея» – «И на смятение мое». «Ея» – литературное написание формы
родительного падежа местоимения «она», рифма отражает разговорную норму
произношения этого слова: «её» (созвучно с «моё»).
Точно
такая же рифма есть в стихотворении – посвящении «М.Ф. Ванлярской при получении
визитной карточки с летящими ласточками» (1891), не ориентированном на высокую
поэтическую традицию. Рифма «оне» («трескучие звезды» - искры) – «мне»
встречается в шутливой поэме «Сон» (1856), по крайней мере в этом случае она
явно не наделена особым поэтическим ореолом, а воспринимается как нейтральная.
Но в стихотворении на высокую философскую тему «В полуночной тиши бессонницы
моей…» (1888), ориентированном на пушкинские «Стихи, сочиненные ночью, во
время бессонницы» и «В начале жизни школу помню я…» и написанном в традиционно
поэтическом стиле, рифма «в огне» – «оне» («богини») может быть воспринята как
специфически книжная и архаизированная. Так же можно было бы, по-видимому, определить
рифму «во сне» – «оне» («песни») в стихотворении – символической картине на
темы поэзии и любви «Соловей и роза» (1847). Возможно, таков и смысловой ореол
рифмы «стороне» – «оне» («собаки») в стихотворении «Диана, Эндимион и сатир
(Картина Брюллова)» (1855), ориентированном на традиции античной описательной
лирики. Но рифма «в утомительном сне» - оне» («полуночные образы») в
стихотворении «Полуночные образы реют…», как представляется, таких оттенков
смысла не содержит.
Метр и ритм
Стихотворение
написано шестистопным ямбом с концевыми строками каждой из трех строф, написанными
четырехстопным ямбом. Метрическая схема шестистопного ямба: 01/01/01/01/01/01
(для четных строк в стихотворении Фета: 01/01/01/01/01/01/0). Рифмовка
перекрестная (АБАБ); нечетные строки соединены мужской рифмой, четные –
женской. Для этого размера характерна обязательная цезура после шестого слога, делящая
стих на два равных трехстопных полустишия. Есть она и у Фета: «Средь кленов
девственных / и плачущих берез» (6 + 6 слогов) или: «Я видеть не могу /
надменных этих сосен» (6 + 7 слогов). (Цезура – словораздел, повторяющаяся
межстиховая пауза, находящаяся на постоянном месте, после определенного слога
определенной стопы; в терминологии В.Я. Брюсова это «большая цезура» в отличие
от «малой» - паузы, находящейся после каждого слова в строке или комплекса
слов, объединенных одним ударением; см.: Брюсов В. Основы стиховедения. Курс
ВУЗ. Части первая и вторая. Изд. 2-е. М., 1924. С. 27). .
Еще
с первых десятилетий XIX в. шестистопный ямб проникает философскую лирику
(Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха: Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика.
М., 1984. С.111). Поэтому написание «Сосен» - стихотворения философского –
шестистопным ямбом естественно. В 1840-х гг. и позднее шестистопный ямб
достаточно часто встречается и в описательной пейзажной лирике (Там же. С.
165). Метрическим образцом и предметом полемики в трактовке темы осени для Фета
могла быть «Осень» А.С. Пушкина, также написанная шестистопным ямбом.
В
четырехстопных строках, завершающих каждую из строф, также присутствует
цезура: «И трезвый вид / мне их несносен»; «Пору зимы / напоминают» (4 +5
слогов).
Благодаря
смена размера с шестистопного на четырехстопный выделены концевые строки каждой
из трех строф, выделены и содержащиеся в них смыслы: «несносность» сосен –
связь сосен с зимой – пугающий «иные поколенья» вид.
Для
ритмики стихотворения характерен пропуск схемных ударений на ключевых эпитетах:
«девственных», «плачущих», «воскреснувших», - схемные ударения должны
приходиться на слоги, составляющие окончания. Таким образом эти слова
приобретают дополнительное выделение; выделены они также и потому, что занимают
предцезурную и послецезурную позиции. В строке «И, неизменные, ликующей
весне» пропущено ударение на втором слоге, который составляет безударная
приставка «не-», а вместо этого содержится сверхсхемное ударение на начальном
союзе «и», благодаря чему создается пауза перед словом «неизменные» –
интонационное выделение смысла, в этом слове заключенного.
Звуковой строй
Для
стихотворения характерна аллитерация на парные свистящие согласные «с» и «з», в
слабой позиции оглушающийся и переходящий в «с»: «Средь кленов девственных и
плачущих берес». Этот звуковой ряд ассоциируется с двумя противоположными
смыслами, связанными с лиственными деревьями и с соснами: ‘лиственностью’, ‘воскресением,
возрождением ’ («девственных», «берез», «сладких», «грез», «воскреснувших»,
«соседей», «вздыхают», «станет», «весны», «возрожденья») и ‘хвойностью’, ‘пугающей
мертвенностью’, ‘надменностью’, ‘холодностью’ («сосен», «смущают», «трезвый»,
«несносен», «не знают», «неизменные», «зимы», «лист сухой», «смолкнув», «останутся»,
«красой»).
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru
|