|
Доклад: Музыка как молчание
Доклад: Музыка как молчание
Елена Зинькевич
Cреди
"особых примет" постмодерна едва ли не главной стала "тенденция
к молчанию". Ее радикальные проявления хорошо известны: "4'33"
Джона Кейджа, незакрашенные холсты Роберта Раушенберга, часовой фильм корейца
Нам Жун Пайка (и фильмы его последователей) без всякого изображения,
"Поэма в белом платье" из книги графини Щаповой, "Это я, Елена
(интервью с самой собой)", которая состоит из незаполненных страниц с
припиской "переведена на все языки мира".
Среди
постмодернистских опусов, представленных в Киеве на последних Форумах музыки
молодых, не было подобных радикальных заявок. Но в названиях произведений -
"Проростання тиші" Гугеля, "Хиталася тиша у небі"
Овчаренко, "Музика з тиші" Капырина, "Прогулянка у пустоті"
Полевой, "Вакуум/Ламент" Яан Бас Боллена, - сквозную тему образует
тишина и ее варианты -"концентрированный" (пустота) и
"абсолютный" (вакуум). "Тишина" в музыке, ее
"немотство" (вспомним хлебниковское: "Немотичей и немичей /
Зовет взыскующий сущел") так или иначе "озвучивается" - то ли
окружающей средой (как у Дж. Кейджа), то ли - по воле композитора -
исполнителями. Г.Овчаренко декларирует "прагнення передати різні відтінки
тиші" (своего рода параллель к белому письму в живописи Марка Тоби)
"через нетрадиційні прийоми гри": бесшумное дутье в инструменты при
открытых клапанах, постукивание по клапанам и т.п. А.Гугель хочет
"відтворити дзвеніння тиші", Л.Юрина выбирает тишину
"внутрішнього", в его мир "людина поринає, заткнувши вуха":
"відтворюються звуки, подібні до природних звучань людського тіла".
Идея тишины присутствует в подтексте программного пояснения
"Интермеццо" А.Загайкевич: музыка "наче зависла" між тим,
що вже відзвучало, і тим, що має (чи може) відбутися". Все закавыченные
характеристики - из авторских пояснений в буклетах Форума. "Музыка как
молчание" освобождает композитора от исполнителя. На современных
зарубежных фестивалях, к примеру, композитор обклеивает стены страницами своего
произведения, давая возможность посетителю "концерта"
"слушать" музыку глазами - в любой последовательности и любое
количество раз. Нечто подобное встречаем уже у Дж. Кейджа, когда его
друзья-художники устроили выставку его графических партитур (1958 г.),
трактуемую как музыкальное событие. Или, скажем, развешиваются фотографии с
лицом композитора или дирижера, отражающие разные состояния эмоционального
переживания музыки. "Слушателю" предписывается, сколько минут и в
какой последовательности смотреть на каждую фотографию и таким образом через
визуальные впечатления конструировать внутренним слухом музыкальное нечто.
Теоретическим обоснованием "молчащей музыки" служит представление о
слушателе как о "сотворце" произведения. "Открытость"
произведения становится таким образом абсолютной, а провозглашенная Роланом
Бартом "смерть Автора" являет в подобных опусах последнюю стадию его
агонии. Но только ли с постмодерном связан феномен "музыки как
молчания"? Например - пауза. Как складывается ее судьба в истории музыкального
искусства? Для кого-то она - знак препинания, а для кого-то нечто большее...
Генеральная пауза - как знак молчания... Какими смыслами может быть оно
заряжено? Это и трагический провал в небытие - в I части VI симфонии
П.Чайковского (перед репризой побочной), и конструктивный элемент в
"Візерунках" Л.Грабовского (своего рода аналог белого пространства на
вышитом холсте). Или - "молчащие", "выпадающие" такты в
финале Второй симфонии Б.Буевского, создающие ощущение стоп-кадра, - остановившегося
мгновения, застывшего в памяти изображения (ощущение, усиленное тем, что
музыканты беззвучно имитируют игру, "исполняя" "выпавший"
такт). А "каденция-визуале" в Четвертом скрипичном концерте А.Шнитке,
когда скрипач играет во все более высокой тесситуре и, наконец, словно
вырываясь за пределы возможного, "играет" по воздуху... История паузы
- какой детективный исследовательский сюжет! Вспомним хотя бы отточия в
пушкинском "Евгении Онегине", которыми отмечены пропущенные строфы и
даже целая глава. Эти умалчивания вызваны вовсе не цензурными соображениями, а
играют важную роль в "словесной динамике произведения" (Ю.Тынянов).
Вспомним о "белых страницах" С.Малларме или - об изобретенной
Василиском Гнедовым "Чистой паузе" - его "Поэме конца" (по свидетельству
современников, она "читалась" движением руки и была, таким образом,
первым жестовым стихотворением в русской поэзии). Размышления о молчании,
тишине знакомы едва ли не всем, кто занимается искусством (особенно тем, кто
работает со звуком, - музыкантам, поэтам). Речь идет не просто о "теме
тишины", "теме молчания", часто слитой в их творчестве с темой
сна, смерти (здесь примеров много, особенно у символистов), а именно о
стремлении понять сущность феномена. Опуская хорошо всем знакомый гениальный
silentium Ф.Тютчева, напомню хотя бы несколько высказываний. С.Лифарь: тишина -
"самый страшный и самый сильный звук вселенной в ее быстром беге"
(выделено мной - Е.А.) [2, с. 13]. Почти то же у О.Уайльда:
"А
тишина еще страшнее,
Чем
грозный, медный звон"
("Баллада
Редингской тюрьмы", перевод К.Бальмонта).
Обратим
внимание, что тишина здесь - не пустота, она звучит. К.Бальмонт:
Тончайший
звук, откуда ты со мной?
Ты
создан птицей? Женщиной? Струной?
Быть
может, солнцем? Или тишиной?
("Звук").
Б.Пастернак:
Тишина
- ты лучшее
Из
всего, что слышал.
А
вот поэт о поэте - Анат. Найман об Иосифе Бродском: "Если поэт - это
звучащий язык, то когда поэт умолкает, наступает не тишина, а минус-речь".
Геннадий Айги даже вводит понятие "Мастерство-Молчания". Очень
интересны его размышления на эту тему:
-
Паузы - место преклонения: перед Песней.
-
Мои строки - лишь из отточий. Не''пустота", не "ничто", - эти
отточия - шуршат (это "мир сам по себе").
-
Мощно молчит Бетховен.
В
музыке начала века также встречаем и произведения о молчании ("Остров мертвых"
С.Рахманинова, "Молчание" Н.Мясковско-го", "Сад
смерти" С.Василенко и др.), и "чистую паузу" - правда, только в
проекте - у А.Скрябина (периода "Мистерии"), говорившего, по
свидетельству Л.Сабанеева, о произведении, состоящем из одного молчания, из мелодий,
заканчивающихся в жесте. Скрябин не нагружает тишину звуками внешнего мира, как
Кейдж, им руководит "страстная жажда исчезновения материи",
стремление к воссоединению с Абсолютом" [З, с. 35]. В современной
украинской музыке есть немало прекрасных стра-ниц "молчания",
творимого музыкой. Как передать молчание при-роды, из которой ушла жизнь?
Е.Станкович в трио "Музика рудого лісу" для скрипки, виолончели и
фортепиано (1992, отклик на Чер-нобыльскую трагедию) блистательно решает эту
задачу. Манеру его письма здесь можно сравнить с техникой графического рисунка.
В крайних частях трио (в произведении три части) рисунок словно растушеван, его
контуры смазаны: преобладает флажолетная техни-ка, узкообъемные
глиссандирования, "расплывающиеся" пятна кластерных созвучий
(фортепиано во 2-3 октавах), предельно тихая звучность. Партии трио не
вертикализуются, не складываются в согласный ансамбль. Каждая живет в своем
измерения, а их метро-ритмическая несинхронность и техника несерийной
додекафонии, освобождающая звуки от ладотональных тяготений, усиливает
ощу-щение разобщенности. Повисающие в акустической "пустоте"
капли-звуки, паутинные нити флажолетов, монотония остинатных круже-ний (их
формулы меняются) создают зримое ощущение безжизненного ландшафта, небытия природы.
В ее мертвом про-странстве "затерялось время" (А.Фет), оно утратило
вектор - буду-щее, превратилось в бесконечно длящееся настоящее. Очень
значительно "молчание" у В.Сильвестрова, и самый ха-рактерный в этом
плане опус - Misterioso для кларнета соло (1996). Голос кларнета подзвучивается
роялем, на котором играет сам клар-нетист. Слушая Misterioso, понимаешь
Геннадия Айги, писавшего о двух разных "молчаниях": "Молчании -
тишине с "содержанием", - нашим" и о "тишине - с молчанием
ушедших". "Небытия нет. Все естествует". В произведении
Сильвестрова "слышатся" оба эти мол-чания. Сотканное из простейшего
(по видимости) материала - звуковые "уколы", вибрация на одном звуке,
басовые тремоло, свирельные наигрыши (типично сильвестровские секвенционные
струения) - Misterioso производит впечатление потрясающего душу
соприкоснове-ния с запредельным. Молчание присутствует здесь и как образ,
со-здаваемый звуками, и как реальная "тишина с содержанием", и как
"инобытие" тематизма. Интонационные вспышки ("уколы" разгорающихся
и затухаю-щих vibrato) воспринимаются как направленные звуковые лучи. Эти
энергетические посылы вызывают ответную вибрацию - даль-ний гул басовых
тремоло, мерцания свирельных пассажей, "зависа-ющих" в разреженном
звуковом пространстве. Интонационные раз-ряды, сгущаясь, вызывают прекрасное
видение - одиноко льющую-ся печально-светлую мелодию, сотканную из самых
узнаваемых романтических формул. Замолкая, тема вновь и вновь всплывает, с
каждым разом отдаляясь, словно теряя силы. Жизненная энергия звука иссякает, и
фиоритуры кларнета все чаще окутываются "ветром"("ветер" -
шипящий полусвист на "у" - в тоне указанной ноты (пояснение
композитора в клавире Misterioso) и, в конце концов,
"обеззвучиваются": имитируются шумом дуновений ("ветер" без
зву-ков, но как бы окрашенный в выписанные в клавиатуре нотные фразы).
Материальная ипостась звука окончательно исчезает, пере-ходит в
"метафизическое измерение" - в ставшую музыкой тишину, где ведут
безмолвный диалог "молчание ушедших" и "памятное молчание"
живущих. 12 секунд тишины завершают это пророчес-кое произведение... (Вскоре
после создания Misterioso из жизни ушла жена композитора - Лариса Бондаренко).
В
чем разница между "музыкой как молчанием" и "молчанием как
музыкой"? Есть в эллинистической математике понятие гномон -
геометрическая фигура, которая образуется, если из нарисованного
параллелограмма "вынуть" меньший, подобный ему параллелограмм.
Оболочка, обнимающая пустоту, и будет гномоном. В постмодернистских опусах из
"молчания" "вынут" смысл. Оно обнимает пустоту. Случайно ли
"пустота" (гномон молчания) стала одной из главных метафор культуры
постмодерна? С чем связаны его "Прогулки в пустоте"? Вспомним, как
пророчески описывает наше время (для героев романа оно - прошлое) Г.Гессе:
"Неуверенность и неподлинность духовной жизни того времени, во многом
другом отмеченном энергией и величием, мы, нынешние, объясняем как
свидетельство ужаса, охватившего дух, когда он в конце эпохи вроде бы побед и
процветания вдруг оказался лицом к лицу с пустотой (подчеркнуто мной - Е.З.), с
большой материальной нуждой, с периодом политических и военных гроз, с
внезапным недоверием к себе самому, к собственной силе и собственному
достоинству, более того - к собственному существованию" [1, с. 31-32].
Список литературы
1.
Гессе Г. Игра в бисер. - М., 1992.
2.
Лифарь С. Страдные годы. - К., 1994.
3.
Сабанеев Л. Скрябин. - М., 1923.
|